Око гнал от себя навязчивую мысль, что нападавшие работали по заданию гилей. Или сами были воинами гилей. С этим ничего поделать было уже нельзя. Но он отомстит гилям: его люди уже добрались до Срединных и Зеленых Земель. Месть настигнет гилей позже, но зато это будет сокрушительная месть.
Он вернул каменный блок на его место в стене, поворотом рычага из спальни вновь выпустил собак-охранниц в комнату-ловушку, съел лепешку, выпил полстакана вина, положил полупики рядом с ложем и задул свечу. Сегодня у него был трудный день. Но впереди – гораздо более трудные. Два-три глубоких медленных вздоха и сон до утра освободит его от оков Долга.
А карманник Блоха в это время все еще прятался на Торговом Рынке, работающем даже ночью, в пустой лавке молодого кожевенника, того самого, который его нанял на легкую, как он сказал, работу: порыться в доме Управляющего Невольничьим Рынком, поискать тайники после того, как его молодцы прикончат Управляющего. И Блоху он на эту работу нанял только потому, что страшила Душитель знал и кожевеннику пересказал, что Блоха уже лазил в дом к Управляющему и прятался в нем и подсматривал и про подземную комнату-ловушку знает. Только не знал Блоха про пики, что замелькали в руках Управляющего. И про двух страшных чугских собак-людоедов, которые чуть не схватили его, когда полегли налетчики вместе с молодым кожевенником, он тоже не знал. Все тогда бросил Блоха, только кафтан Управляющего с собой унес. Дурак, чуть жизнь не потерял, а нашел в карманах кафтана всего только десяток серебрячков, да еще в потайном кармане письмо небольшое, на бумаге дешевой, толстой, из такой только бумажный змей клеить. Хорошо, что темно было, и Управляющий никак его не узнал и не запомнил. Раз Управляющий живой остался, кафтан надо с пирса в воду бросить, а письмо в костер бросить, когда ночная стража бодрящий напиток варить будет. А, может, сбегать в известный ему воруй-городок, да и продать там кафтан?- подумал Блоха. И тут же выбросил эту мысль на пол, и еще ногой ее растер – он предупреждение получил, шепоток в голове, которому верил как никому: «Выгадаешь серебрячок, потеряешь жизнь». Ладно, пора идти, кафтан топить и бабку домой проводить, ночью плохо видеть стала, спотыкается. Или дать ей письмо посмотреть? Она хоть и неграмотная, а иной раз положит руку на письмо и будто читает, и все верно читает, люди сами потом приходят и говорят спасибо. А иной раз ничего в письме не видит и говорит: пустое это все. Бабка всю семью кормит, конечно, одна на весь порт Дикка хорошая гадалка.
– Бабка, пошли? – Блоха взял под руку бабку и повел домой. Люди на Площади расступались из уважения к бабке, ходить с ней было не зазорно. И вдруг бабка остановилась и спросила:
– Что за гадость ты в дом собрался нести? Что у тебя в мешочке твоем воровском за пазухой? Сколько раз тебе говорила – ничего ворованного и чужого не держи на груди, вредно это для здоровья. Что за Судьба несчастная у этого парнишки!… Ни к чему не способен, только воровать! Ну-ка покажи!
Блоха дал ей в руки сложенное во много раз письмо. Бабка положила письмо на ладонь и нахмурилась. Приложила письмо ко лбу и опять нахмурилась.
– Где ты это взял? – бабка тряхнула его так, что Блоха чуть себе язык не откусил зубами. Отвел глаза, пошаркал ногой – мол, сама понимаешь… – Тут очень плохое написано. Это надо либо Главе отдать, либо другому важному человеку. Стой, не тащи меня! – Бабка подумала. – Нет, тащи обратно на Площадь!
– Бабка, да ведь ночь уже, кто за гаданием придет?
– Тащи! Я позову одного человека… – Пришлось обратно на Площадь волочиться.
На Площади в любое время народу много, но бабкино место около масляного фонаря все обходят и низкую ее скамеечку не трогают – бояться. – На! – бабка дала внуку серебрячок. – Купи себе пирожок!
Блоха пошел, но, конечно, не за пирожком – что он, сопливый, что ли? – а в Игорный Дом поставить на кон в кости, проигрался тут же, а после загляделся на фокусников, что приехали с торговым караваном из Стерры: молодые ребята, ловкие, ножи мечут, из лука стреляют, стеклянные шары и факелы бросают. Работать в ночной толпе возможности не было никакой – ушлый ночной народ все свои кошели в руках держал. А когда вернулся, бабка на него накинулась:
– Я тебя жду-жду, ты что, повозку пирожков купил и все съел? Тащи меня домой! Вот! – подмигнув, кивнула на свой кошель. И тем непонятным чувством, которое постепенно делало Блоху хорошим карманником, только пальцем дотронувшись до бабкиного кошеля, он понял, что в нем среди серебряной и даже медной мелочи лежит большой тяжелый Империал.
– Чужак что ль дал? – угадал Блоха. Не трудно угадать: Империалами только Чужак за все хорошее для себя платит. А их у него – ну, как сейчас звезд на небе.
В своей комнате в гостинице Кадет несколько раз перечитал письмо Императора к Оку Империи. Повертел лист бумаги в руках, посмотрел его на просвет. Вгляделся в четко нарисованные буквы убористого текста. Жаль, что он оказался бесталанным и беспомощным графологом – так и не освоил эту древнюю увлекательную профессию, хотя от скуки дважды приступал к ее изучению в томительной экспедиции много лет назад. Было бы интересным и полезным понять характер Императора чугов. А важность и достоверность случайно полученной информации не оставляла сомнений. Осталось решить: дождаться утра или передать ее немедленно. Жизнь научила его двум совершенно диаметральным правилам: не откладывай и – не торопись. Случалось, что он не торопился – и проигрывал. Бывало и наоборот. Статистику он не вел, но предполагал, что она – пятьдесят на пятьдесят.