Коновал покорно поклонился, хотя подумал, что все старания его будут попусту, но раз такова воля господина Коменданта, то так тому и быть – станет он и ветеринаром и конюхом для этого Баку.
За месяц ежедневных стараний Коновала Баку откормился, на рыси без наездника перестал хромать, легко нес седло на вороной, теперь уже лоснящейся спине, но Коновал остерегался пробовать коня на настоящей выездке – понимал, что это только с виду Баку поздоровел, а по настоящему – ему еще долго входить в полную силу, да и сомневался, что это получится: на привязи Баку всегда стоял молча опустив голову, понурый и равнодушный. Кураж потерял – не боец!
А сегодня рано утром в конюшню скорым шагом пришел одетый в парадную форму господин Комендант, бледный и взволнованный, торопливой скороговоркой, совсем не так, как он обычно говорил, словно гвозди вбивая, велел седлать Баку и в полной готовности подать его к дворянским дверям Крепости и так же быстро ушел. «Хозяин объявился! – безошибочно понял Коновал – Смотр нам пришел. Спасибо, Судьба! И помоги мне!». Оседлал Баку, расчесал ему гриву и хвост, сам – сменил рубашку, обмахнул солому со штанов, отскреб навоз с ботинок, брызнул водой в лицо, и, ведя Баку под уздцы, вышел на смотровую площадку внутреннего двора Крепости.
Горячий летний свет уже заливал чисто выметенный и пустынный двор, видно, Комендант приказал всем воинам по казармам сидеть или спать и в окна не пялиться. Серьезное дело…
– Повеселей будь! – чуть дернул за уздцы Коновал. Без толку – конь послушно шел, понурив голову.
На ступенях дворянского крыльца Крепости стояли три человека – высокая молодая женщина в длинном легком летнем плаще с капюшоном, а у нее за ее спиной напряженный господин Комендант и невзрачная пожилая работница с кухни, из беглых.
– Баку! Ба-Баку! – позвала молодая женщина. Конь тряхнул головой, поднял ее, вытянул шею вперед, прянул ушами, сделал осторожный шаг. – Баку!… Это я!…
Конь пошел вперед, сильно потянув за собой, и Коновал отпустил его. А сам отступил к воротам конюшни – он уже усвоил, что здесь в Стерре любят и ценят, куда больше торжественных слов, скромность слуг.
Женщина обняла шею Баку, поглаживая его морду, что-то говорила ему в ухо, а конь довольно пофыркивал. Затем она вставила ногу в стремя – вот только тут Коновал заметил, что у нее вместо левой руки протез – и сделала знак. И беглая, сбежав с крыльца, легко и мощно подсадила ее на Баку: только женщине и только близкому мужчине позволено такое вольное прикосновение к высокородной женщине, и в Стерре и в Империи. Баку, молодец, даже не пошатнулся. В позе женщины на Баку не было никакого напряжения, она, как влитая, сидела на коне, что выдавало в ней опытного и умелого наездника. «Сидит, как чуг,- машинально отметил Коновал.- Куда как лучше многих здесь».
Конь пошел по кругу во всю ширину двора, свободно наступая на обе передние ноги, и Коновал остался доволен: его терпение и старания вознаградились. Если хозяйка не будет торопиться, то вскоре к коню вернется тот упругий сильный галоп, который, похоже, был у него раньше. Скорость движения Баку росла, он перешел на рысь, вспоминая прежние навыки, вот появился тот легкий звон подков о камни двора, который подсказывает – еще чуть-чуть, и Баку перейдет на галоп… Но опытная наездница властно успокоила коня, повернула его к Коновалу.
– Это ты занимался с Баку? – подъезжая, весело спросила она, еще сидя в седле. Коновал низко поклонился и замер в поклоне. – Я довольна. Сколько времени ему нужно,- спросила она, делая призывающий знак беглой, – чтобы Баку совсем окреп? – Она трепала шею коня, гладила ему уши… Беглая подскочила, легко поддержала наездницу, помогая ей слезть с коня. – Месяц, два? – Коновал поднял голову, собираясь ответить, увидел молодое властное чуть смуглое лицо, светлые высокородные глаза на лице, лице чуга – удивился он… – ТЫ?! – удивленно, узнавающе выкрикнула женщина-чуг. Рука ее еще только метнулась под плащ, но Коновал всем опытом своей жизни знал, что следует за этим жестом Владетельных Господ, и сделал единственно возможное в его положении – с силой, как коня, ударил руками в грудь женщины, сбивая и сбив ее с ног. Он не сделал бы этого, будь она гилем – гили, как он, разобравшись, понял, убивают только по решению суда. Но эта женщина была чуг, Владетельный чуг, а они убивают по своей прихоти.
Следующим движением он потянулся к правой голени, чтобы выхватить припрятанный нож-кадык, но ему помешала беглая: невозможно быстро она оказалась рядом, сбоку, и точным сильным подсекающим ударом ноги под колени тоже свалила его на брусчатку двора. Твердые пальцы железной хваткой сжали горло Коновала и, причиняя страшную боль, потянули Коновала вон из тела, и мир за зажмуренными веками Коновала начал быстро вращаться.
– НЕТ! – крикнула поднявшаяся на ноги Принцесса. У нее в руке был короткий меч. – Нет! Он нужен мне живым!
Хватка на горле ослабла. Коновал почувствовал, что руки беглой обшаривают его одежду. Звякнул на камнях отброшенный нож. Топот сапог Коменданта замер у его головы. Он раскрыл плохо видящие глаза.
– Я узнала тебя. Помнишь – ночь, крыша виллы, мешок с головами? – спросила бледная от ярости Принцесса, наклоняясь и всматриваясь в посиневшее лицо Коновала. Пальцы на его горле вновь обрели ломающую силу. – Помнишь?! Кто были те Владетельные?
– Семья Импат,- прохрипел Коновал, глядя в беспощадные ледяные глаза. – Меня наняли.
– Кто нанял?
– Род Эрит. Глава рода.
– Опиши его! Какой он?
– Старый человек. Злой. Толстые седые брови. На пальце – перстень с жемчужиной.